[irvitzer]

Итак, продолжим, помолясь....

Когда-то это было прислано мне для прочтения во время флейма-спора на околорелигиозные темы. Автор, к сожалению, неизвестен.


Государь.

- Приветствую тебя, Государь!
- О, вот и ты! Подойди-ка ближе, сынок, дай на тебя посмотреть! Как я рад, что ты наконец здесь! Знаешь, я так ждал тебя... Заходи, поговорим. Угощайся - вино отличное. Нет, нет, не садись. В моем присутствии не сидят... но, впрочем, все эти правила ты скоро узнаешь. Зачем же ты пришел, сын мой?
- Государь...
- К чему церемонии, зови меня просто Отцом!
- Отец, я хотел бы стать твоим учеником.
- Серьезно? И чему собираешься учиться?
- Целительству.
- Да ну? Мечтаешь, значит, облегчать людские страдания, приносить покой в измученные души, может быть, даже спасать кого-то от безвременной смерти?
- Ты, кажется, смеешься надо мной, Отец? Нет-нет, я не обижаюсь: сам знаю, что это работа не из легких. Быть может, одному мне она и не по силам: но с твоей помощью...
- Погоди, сынок, погоди. Я ведь еще не знаю, кто же ты такой и чего ждешь от трудного ремесла целителя?
- С самых ранних лет, сколько себя помню, я смеялся вместе со смеющимися и плакал вместе с плачущими. Нет для меня большей радости, чем радость, доставленная другому; нет большего горя, чем чужое горе, которому я не в силах помочь. Слишком много боли в мире и слишком мало целителей; слишком много злобы в людях и слишком мало любви. Вот почему я пришел к тебе.
- Ты очень молод, мой мальчик, и очень наивен: вижу, над тобой придется поработать. Скажи-ка для начала, кого ты собираешься лечить?
- Как кого? Всех, кто в этом нуждается.
- А тех, кто не сможет заплатить за лечение?
- Если бы я искал богатства, пошел бы в помощники к рыночному меняле.
- А тех, кто тебя и не поблагодарит, и не поклонится при встрече?
- Если бы я жаждал поклонов, пошел бы писцом к городскому судье.
- М-да... горд, бескорыстен, лишен тщеславия, да еще и остроумен - опасное сочетание! Ну, а что ты скажешь о тех, кто не заслуживает исцеления?
- Не понимаю, о ком ты.
- Ну, о тех злодеях и душегубах, которых, по справедливости, вешать надо, а не лечить?
- Я целитель, а не палач. Никому, кто обратится ко мне, я не откажу в помощи.
- Но кто-то же должен быть палачом!
- В городе Отца моего виселиц нет.
- Ты так думаешь? Хорошо... А что делать с теми, кто своих болезней не признает и лечиться не хочет? Знаешь, приходится иногда и власть употреблять.
- Можно дать больному целебное зелье, но нельзя заставить его пить. Врачевание, замешанное на страхе и насилии, пользы не принесет. Я буду убеждать таких людей лечиться и верю, что ты поможешь мне в этом - но принуждать никого не стану.
- Ты слишком уверен в себе, мой мальчик. Да и во мне тоже, коль уж на то пошло. Слышал ли ты, что сказано: "Врач, исцелись сам!"?
- Чем же я болен, Отец? Скажи, и я с радостью приму от тебя любое лекарство!
- Прежде всего, мальчик мой - невежеством и нетерпеливостью. Что ты вообще знаешь о болезнях? Думаешь, болен лишь тот, кто стонет да охает? Думаешь, безумствует только тот, кто бегает голышом и воет на луну? Дитя мое, самые страшные болезни - те, что протекают совершенно незаметно и обнаруживаются только после смерти.
- Не понимаю... Как может болезнь обнаружиться после смерти?
- Очень просто. Живет такой человечек. Точнее, думает, что живет. Считает, что любит родных и друзей. Полагает, что по мере сил своих творит добро и не творит зла. Порой даже воображает, что верит в меня. Иногда, в запущенных случаях, радуется жизни и уверен, что живет не зря. А потом умирает и попадает на стол к самому искусному в мире патологоанатому - то есть ко мне. Тут-то и выясняется, что в реальности все не так, как на самом деле...
- Я не понимаю тебя, Отец.
- Не беда, со временем поймешь. Бывает даже, что такой человечек одержим любовью к ближним и так и рвется всем вокруг помогать и всех спасать... Понимаешь, на кого я намекаю? Вижу, по потемневшим глазам твоим вижу, что понимаешь. В самом деле, куда уж следить за своим здоровьем тому, кто о себе вовсе не думает, а все о других да о других?
- Отец...
- Итак, первая твоя задача - выкинуть из головы всю эту гуманистическую чушь и сосредоточиться на себе. А другие пусть сами о себе заботятся. Тебе, понимаешь, тебе самому грозит смертельная опасность - тут уж не до альтруизма!
- Но, Отец, не ты ли сказал однажды: "Блажен, кто положит душу за други своя"?
- Я в тот раз неудачно выразился. Следовало сказать "жизнь". Жизнь - пустяк, ею пожертвовать можно, но душа - самое ценное, что у тебя есть! Как можно отдавать ее каким-то людишкам?
- Я готов все отдать ради тех, кого люблю.
- Любовь!.. Что ты знаешь о любви, глупенький мальчик? Взгляни в ту сторону. Видишь кости, белеющие в поле? Немало славных воинов полегло здесь: они рассекли друг другу плоть стальными клинками во имя любви. Взгляни в другую сторону. Видишь полуистлевшие трупы, висящие на кольях? Эти люди умерли в страшных муках: их убила любовь. Принюхайся: чуешь ли запах гари? Это...
- Но...
- Не перебивай! Все это делается во имя единственной истинной любви - любви ко мне!
- Я не верю! Неужели ты одобряешь зверства, что творят люди твоим именем?
- Ты и вправду глуп, сынок. Разумеется, не одобряю, но... знаешь, бывают случаи, когда ничего другого не остается. Жизнь - борьба, а в борьбе приходится пачкать руки.
- С кем тебе бороться? И зачем?! Ты же всемогущий!
- Сбавь-ка обороты, мальчик. Не надо на меня кричать, я ведь могу и рассердиться. Тебе это не понравится, поверь мне. А если мне не веришь, спроси у теней, что кружатся в бездонной пропасти, оглашая воплями раскаленные стены своей темницы. Они терпят муки, коим нет ни имени, ни предела - и знаешь, почему?
- Догадываюсь. Потому что были больны и не знали о своей болезни. Или знали, но не лечились. Или лечились, но неправильно. Или правильно, но не у самого искусного на свете врача.
- Молодец, быстро схватываешь. Не думай, что мне это приятно. У меня, как подумаю об этих беднягах, сердце кровью обливается. Но... дисциплина превыше всего, знаешь ли.
- Есть ли на свете хоть одно преступление, заслуживающее вечной муки?
- Мальчик мой, у нас с тобой разные масштабы. Спроси лучше, есть ли хоть один проступок, который ее не заслуживает!
- Разве не ты сказал, что милость выше справедливости, а любовь изгоняет страх?
- Эти люди не заслужили ни милости, ни любви.
- Милость "заслуженной" не бывает; и любовь, которую сначала надо заслужить - уже не любовь. Моя мать любила меня, даже когда я таскал конфеты или ломал игрушки, и за двойку, полученную в школе, не швыряла меня в бездонную пропасть.
- Я - не твоя мать.
- Спасибо, я уже заметил.
- И не добрый волшебник из детской сказки.
- Тоже верно.
- И не любящий папочка из идиотских слюнявых книжек! Черт побери, когда вы, люди, прекратите мерять меня на свой аршин? Когда прекратите свое куриное кудахтанье и щенячий визг именовать "любовью", свое безволие - "милосердием", свою беззубость - "добротой"? Все такие добренькие стали! Такие цивилизованные! А знаешь, какие физиономии делаются у этих цивилизованных людей, когда они наконец подыхают и встречаются со мной? Вот в точности, как у тебя сейчас! Что ты так на меня уставился, мальчик? Что видишь?
- Скажу лучше, чего не вижу. Государя, о котором мне рассказывали жрецы, о котором я читал в книгах, о встрече с которым мечтал долгими зимними ночами - этого Государя я не вижу. Отца - тем более. В лучшем случае - Папашу.
- Да, вижу, мозги тебе запудрили по-крупному! Что ж, они за это ответят. В свое время. Все, кто вкривь и вкось перетолковывает мои слова. Все, кто из кожи вон лезет, лишь бы представить меня сладеньким слабачком. Все они получат свое. И напрасно будут в тот день взывать ко мне и орать: "Господи, господи!" Я их предупреждал. Сами виноваты.
- Не надо из-за меня наказывать других. Я сам, читая книги и размышляя о тебе, пришел к таким выводам. Разве не ты сказал: "Трости надломленной не преломлю и льна курящегося не угашу"?
- А еще я сказал, что я огонь поядающий.
- Ты говорил: "Придите ко мне, все труждающиеся и обремененные, и я успокою вас".
- А еще говорил, что в руки Бога Живого лучше не попадать.
- Ты говорил, что ты - отец, а мы - твои дети.
- А еше говорил, что я - пастух, а вы - мои овцы. Послушных овец стригут, из непослушных делают шашлык.
- Ты рассказывал притчу о юноше, что семь лет скитался в чужих краях, а потом вернулся домой - и отец встретил его с радостью и не упрекнул ни единым словом, потому что любил.
- Ты упустил важную деталь. Сначала парень встал на колени и долго и красноречиво просил прощения.
- Мне говорили - уже не знаю, верить этому или нет, - что когда-то, давным-давно, ради людей ты пожертвовал жизнью.
- Да, было дело. Не слишком приятный опыт, скажу я тебе. Ну ничего, за меня не беспокойся. Я своего не упущу. Взыщу с вас за каждую каплю своей крови. Все вы мне за это заплатите! Верующие уже при жизни платят вовсю. А неверующие все равно никуда не денутся - всем помирать!.. Так, а почему такой убитый вид? Ну-ка выше нос, сынок! Ты сделал правильный выбор, вовремя пришел ко мне, значит, для тебя еще не все потеряно. Напугал я тебя, а? Погорячился малость, а ты все и принял за чистую монету. На самом деле все гораздо сложнее. И вовсе не так ужасно, как кажется. Я, например, никого не мучаю сам - зачем, когда для этого есть подчиненные? И в пропасть никого собственноручно не швыряю, а просто... ну, как бы тебе объяснить, чтобы ты понял... ну, просто допускаю, чтобы это произошло.
- Да, это, конечно, многое меняет.
- Вот что, давай начнем сначала. Сдается мне, ты ломишься в открытую дверь. Все твердишь о каких-то безвинных жертвах, которых я, негодяй такой, обрекаю на муки. Сынок, неужели ты мне настолько не доверяешь? Я что, похож на маньяка, который режет всех подряд? Думаешь, я не разберусь, кто хороший, а кто плохой? Понимаешь, бывают люди, которых просто нельзя прощать. Вот, скажем, на прошлой неделе один такой взял и надругался над семилетней девочкой. Как она плакала, бедняжка, как звала на помощь, как отбивалась изо всех своих слабых силенок - все напрасно!.. Чего этот тип заслуживает, как по-твоему?
- Страшной смерти.
- Вот видишь!
- Но мне интересно другое. Где в это время был ты?
- Что-о?
- Чем ты занимался, когда твоя маленькая дочка плакала и звала на помощь, отбиваясь от насильника? Занят был? Судил неверующих, маловерующих и верующих не так, как надо? Или с интересом следил за развитием событий?
- Ну, хватит! Вы забываетесь, молодой человек! Придется преподать вам несколько уроков. Совсем обнаглели, понимаешь... Запомни: ты не в том положении, чтобы требовать с меня отчета. Где я был да что я делал... Не твое дело предъявлять мне претензии. Не ты здесь устанавливаешь правила. Мы с тобой в зале суда. Судья - это я. А ты, голубчик мой, вечный подсудимый. Так что о девчонке забудь - не твоего ума это дело - и подумай лучше о собственной шкуре.
А это, чтобы ты лучше запомнил...
Правило первое: мои приказы не обсуждаются!
Правило второе: мои действия - или мое бездействие - не критикуется!
Правило третье: мои слова не подлежат сомнению! Любые мои слова! Все ясно?
- ...Где я? Почему так ревет толпа? Откуда эти гвозди, что впиваются мне в руки и в ноги? Что за алые слезы текут из пробитого сердца?..
- Что с тобой, мальчик? Ты безумствуешь?
- Нет, обретаю рассудок.
- Правда? Вот и славненько! Я знал, что ты в сущности неплохой парень. Просто слишком молод. Было времечко, и я был таким вот идеалистом... Ну давай, сынок, встань на колени и покажи мне, что ты все понял.
- Я все понял, Государь. Ты меня убедил, и я верю тебе. Ты прав, во всем прав. Правда - это ложь, мир - это война, добро - это то же зло, только хуже. Помогать людишкам незачем - гораздо приятнее их давить. А самое любящее существо на земле - паучиха, с нее я и намерен брать пример в будущем.
- Т-т-ты...
- Не беспокойся, Государь. Прошло время, когда я, наивный дурень, требовал у тебя отчета и предъявлял претензии. Больше у меня претензий нет. Хочешь играть по своим правилам - играй. А я буду играть по своим.
- Берегись, мой мальчик! Не забывай, что ты под судом!
- Пока еще нет. Может быть, ты и Государь мертвых - хотя я начинаю сомневаться и в этом - но над живыми ты не властен. Хочешь проверить? Я ухожу: попробуй меня остановить.
- Да ты... да я тебя... еще пожалеешь! Пожалеешь, слышишь? Попадешь в котел - потом не жалуйся! Я тебя предупреждал! Я тебе все объяснил! Я тебя добру учил, а ты, мразь...
- Радуйся, Государь. Я оказался способным учеником.